Забытый сад - Страница 90

Но девочки росли, неудержимо двигались навстречу женственности, и все менялось, ускользало из-под контроля Аделины. Успехи Элизы в классной комнате — это одно, никто не любит умных женщин, но от свежего морского воздуха на ее щеках играл здоровый румянец, проклятые рыжие волосы отросли, а тело начало округляться.

На днях Аделина слышала, как один из слуг говорил, что мисс Элиза дивно хороша, даже прекраснее своей матери. Аделина застыла как вкопанная, когда услышала имя Джорджианы. После стольких лет молчания это имя снова подстерегало ее на каждом углу, смеялось над ней, напоминало о ее несовершенстве, ее неспособности когда-либо встать вровень с Джорджианой, сколько бы она ни старалась.

Аделина ощутила пульсацию в виске. Она подняла руку и чуть надавила. Что-то случилось с Розой. Эта точка на виске была шестым чувством Аделины. С тех пор как Роза была совсем крошкой, Аделина научилась предчувствовать болезни дочери. То была нерушимая связь матери и ребенка.

И сейчас ее висок снова дал о себе знать. Аделина решительно сжала губы. Она смотрела на свое строгое лицо, словно оно принадлежало незнакомке, даме из знатного рода, женщине, чье самообладание нерушимо. Она вдохнула силу в легкие своего отражения. Розу надо защитить, бедняжку Розу, которая даже не подозревает в Элизе угрозы.

В голове Аделины начала вырисовываться идея. Она не может отослать Элизу, Лайнус никогда не позволит, и горе Розы будет слишком велико, к тому же врагов лучше держать поближе. Но может быть, удастся найти повод на время увезти Розу за границу? В Париж или Нью-Йорк? Дать ей возможность сиять, не заслоняемой блеском Элизы, которая привлекает всеобщее внимание, не давая Розе ни единого шанса…

Аделина пошла к двери, расправляя юбку. Она знала одно: никаких прогулок в бухту. Глупое обещание, данное в миг слабости. Слава богу, еще не поздно исправить ошибку. Порочность Элизы не должна запятнать Розу.

Аделина закрыла за собой дверь и пошла по коридору, шурша юбкой. Что до Лайнуса, он будет занят. Она — его жена, ее долг состоит в том, чтобы не дать мужу пострадать из-за собственных порывов. Она отправит мужа в Лондон, попросит жен правительственных министров прибегнуть к его услугам, предложит экзотические места для съемок, отошлет его далеко-далеко. Она не позволит праздности стать матерью его слабостей.

Лайнус откинулся на спинку садовой скамейки и зацепил трость за декоративный подлокотник. Садилось солнце, оранжевые и розовые сумерки разлились по западному краю поместья. За последний месяц выпало много дождей, и сад блестел. Хотя Лайнусу было все равно.

Столетиями Мунтраше увлекались садоводством. Из поколения в поколение путешествовали они по дальним краям, исколесили весь земной шар в поисках экзотических видов растений для пополнения коллекции. Однако Лайнус не унаследовал дара садовода. Талант перешел к его младшей сестре…

Ну, не совсем так.

Когда-то давно и он любил сад. Мальчиком он сопровождал Дэвиса в обходах, восхищался колючими цветами в Саду антиподов, ананасами в оранжерее, тем, как новые ростки появляются за ночь из семян, которые он помогал сажать.

Самое чудесное, что в саду комплексы Лайнуса исчезали, растениям, деревьям, цветам было решительно все равно, что его левая нога перестала расти и осталась на несколько дюймов короче, чем правая, что она была бесполезным придатком, чахлым и искривленным, нелепым. Всему и всем находилось место в саду Чёренгорба.

А потом, когда Лайнусу исполнилось семь, он потерялся в лабиринте. Дэвис просил его не ходить туда в одиночку, предупреждал, что путь долог и темен, полон преград, но у Лайнуса кружилась голова от возбуждения, ведь ему исполнилось целых семь лет. Лабиринт с густыми пышными стенами и обещанием приключений манил его. Он был рыцарем, шел на битву с самым жестоким драконом в стране и собирался с триумфом выйти из лабиринта, найдя путь на другую сторону.

Тени рано опустились на лабиринт. Лайнус не предвидел, как быстро станет темно. В сумерках скульптуры обрели жизнь и косились на него из укромных уголков, высокие изгороди превращались в голодных чудовищ, низкие проделывали с ним грязные трюки: заставляли думать, будто он идет в правильном направлении, когда на самом деле он возвращался назад. Возвращался ли?

Лайнус дошел до середины и впал в отчаяние. Затем к обиде добавился ушиб. Латунное кольцо, приделанное к платформе на земле, прыгнуло на него, словно подставив ножку, и швырнуло на землю, так что здоровая лодыжка перекрутилась, точно у тряпичной куклы. Лайнусу пришлось остаться на месте, его лодыжка болела, злые жаркие слезы текли по щекам.

Лайнус ждал и ждал. Сумерки сменились темнотой, прохлада — холодом, и слезы высохли. Позже он узнал, что отец отказался посылать кого-нибудь за ним. Он — мальчик, сказал отец, а любой мальчик, хромой или здоровый, если ему не грош цена, найдет дорогу из лабиринта. Да что там, он — Сент-Джон Люк — прошел через лабиринт, когда ему было всего четыре года. Мальчику пора возмужать.

Лайнус продрожал в лабиринте всю ночь, пока мама наконец не убедила отца послать за ним Дэвиса.

Понадобилась неделя, чтобы лодыжка Лайнуса зажила, но после этого еще две недели каждый день отец вел Лайнуса обратно в лабиринт, заставлял искать путь, а потом бранил за неизбежное поражение. Лайнусу начал сниться лабиринт, и, просыпаясь, он рисовал карты по памяти. Он работал над ним, как над математической задачей, потому что знал: решение должно быть. Он найдет его, если хоть чего-то стоит.