Забытый сад - Страница 134

134

Странным было их молчание. Так много надо было сказать, и все же Натаниэль не мог найти слов. Это была их первая встреча после того, что произошло. Он кашлянул и потянулся к ее руке. Не смог удержаться. Она резко отдернула пальцы и отвернулась к плите.

Натаниэль откинулся на спинку стула. Он не знал, как начать, в какие слова облечь свою просьбу.

— Ты знаешь, почему я пришел, — наконец сказал он.

Элиза не обернулась.

— Конечно.

Пока она ставила чайник на плиту, Натаниэль смотрел на ее невероятно узкие пальцы.

— Тогда ты знаешь, что я должен сказать?

— Да.

С легким ветерком, который влетел в окно, донесся мелодичный детский голосок: «Лимоны и апельсины, поют колокола Святого Клементина…»

Спина Элизы словно окаменела, так что Натаниэль увидел крошечные позвонки, как у ребенка. Она обернулась.

— Девочка здесь?

Натаниэль испытал извращенное удовольствие от выражения лица Элизы — как у зверька, который внезапно очутился на краю западни. Как он хотел перенести ее черты на бумагу: распахнутые глаза, побледневшие щеки, сжатый рот! И знал, что попытается сделать это, как только вернется в студию.

— Ты привел сюда ребенка?

— Она увязалась за мной. Я заметил, когда было уже поздно.

Болезненное выражение стерлось с лица Элизы и превратилось в слабую улыбку.

— Вот хитрюга.

— Другие бы сказали — озорница.

Элиза присела на стул.

— Мне нравится, что девочка любит игры.

— Сомневаюсь, что ее матери так же нравится авантюрная жилка Айвори.

Она загадочно улыбнулась.

— Ее бабушке — точно не нравится.

Улыбка Элизы стала шире. Натаниэль мгновение смотрел на нее, затем отвернулся. Он выдохнул ее имя — Элиза — и покачал головой. Нужно начинать то, зачем пришел.

— На днях…

— На днях я с радостью увидела, что ребенку хорошо. — Элиза говорила быстро, тревожно, словно стремясь оборвать разговор на эту тему.

— Конечно, ей хорошо, она ни в чем не нуждается.

— Достаток может быть обманчив, он не всегда означает, что человеку хорошо. Спроси свою жену.

— Ненужная жестокость.

Элиза резко кивнула, выражая простое согласие, без намека на сожаление. Натаниэль задумался, есть ли у нее вообще моральные принципы, хотя знал, что есть. Элиза, не моргая, смотрела на него.

— Ты пришел из-за моего подарка.

Натаниэль понизил голос.

— Зря ты его принесла. Ты же знаешь, что чувствует Роза.

— Знаю. Просто я подумала, какой в нем вред?

— Ты знаешь какой. И как подруга Розы, несомненно, не желаешь причинять ей боль. А как моя подруга… — Внезапно ощутив себя глупо, Натаниэль опустил глаза на половицы, словно в поисках поддержки. — Я вынужден просить тебя больше не приходить. Роза ужасно страдала после твоего визита. Она не любит напоминаний.

— Память — жестокая дама, с которой все должны считаться.

Прежде чем Натаниэль успел придумать ответ, Элиза снова повернулась к плите.

— Хочешь чая?

— Нет, — ответил он, понимая, что проиграл. — Мне пора домой.

— Роза не знает, что ты здесь?

— Мне пора домой.

Он надел шляпу и направился к кухонной двери.

— Ты видел книгу? Неплохо получилось, по-моему.

Натаниэль остановился, но не повернулся.

— Прощай, Элиза. Мы больше не встретимся.

Он поправил рукава пальто и отогнал смутные, тревожные предчувствия.

Натаниэль уже почти дошел до двери, когда услышал за спиной шаги Элизы.

— Подожди, — сказала она, теряя часть своего хладнокровия. — Позволь мне поближе посмотреть на девочку, на Розину дочь.

Натаниэль сжал пальцами холодную металлическую дверную ручку и стиснул зубы, обдумывая ее слова.

— Ведь это в последний раз.

Как мог он отказать в такой простой просьбе?

— Только посмотреть. Потом я должен отвести ее домой.

Они вместе вышли через входную дверь в сад. Айвори сидела на краю маленького пруда, перебросив через край голые ножки, так что они касались воды. Девочка гоняла по поверхности листок и напевала что-то себе под нос.

Когда дитя подняло глаза, Натаниэль нежно положил руку на плечо Элизы и подтолкнул ее вперед.

Поднялся ветер, и Лайнусу пришлось опереться на трость, чтобы не упасть. Внизу, в бухте, море, обычно спокойное, так бушевало, что маленькие волны с белыми барашками обрушивались на берег. Солнце пряталось за пеленой облаков. Отголосок дивных летних дней, которые Лайнус когда-то проводил в бухте со своей baigneur.

Маленькая деревянная лодка принадлежала Джорджиане. То был подарок отца, но она с радостью разделяла его с братом. Джорджиана даже не задумывалась, что из-за слабой ноги Лайнус не вполне мужчина, и совершенно не беспокоилась, что скажет отец. Днем, когда воздух был теплым и сладким, они вместе выгребали на середину бухты. Брат и сестра покачивались на волнах, которые нежно обнимали корпус лодки, и думали только друг о друге. По крайней мере, так казалось Лайнусу.

Уходя, Джорджиана забрала с собой то хрупкое ощущение общности, которое он пестовал. Ощущение, что Лайнус может кое-что предложить миру, пусть даже отец и мать считают его глупым мальчишкой, ничего не стоящим и ничего не умеющим. Без Джорджианы он снова стал бесполезным, бесцельным. Тогда Лайнус и решил, что сестру надо вернуть.

Лайнус нанял сыщика, Генри Мэнселла, мрачного и подозрительного типа, чье имя шептали в тавернах Корнуолла. Говорили, что он умеет улаживать дела. Лайнус узнал о сыщике через камердинера местного графа.

134